Иконоборческий период XVIII - XIX век.
Иконоборческий период VIII - IX век.

В византийской истории период иконоборчества, длившийся более столетия (начало VIII — середина IX в.), стал по своему значению целой эпохой не только в религиозной, но и в политической и культурной жизни Империи. Проблема отношения к священным изображениям, оказавшаяся в центре полемики, вставала почти перед всеми религиями и культурами. Одновременно с византийцами (ромеями) её решал мусульманский мир, и решил совсем по-другому, нежели восточное христианство.

Разные части христианского мира тоже по-разному относились к иконам. Если в грекоязычных областях иконопочитание находило для себя плодородную почву, то латинское христианство было в этом отношении сдержаннее, и разработанных богословских концепций иконопочитания там не возникло. Христианские воззрения семитов (сирийцы, арабы, ассирийцы) и армян не отрицали икон, но держали их под некоторым подозрением.
Иудаизм оказался как бы между христианством и исламом: запрет на изображения был строгим, но всё же не настолько, чтобы помешать развитию изобразительного искусства, не говоря уже о росписях эллинистических синагог поздней античности.

В Византии эпоха иконоборчества распалась на два периода — первый, наиболее продолжительный (726—787), и второй, менее долгий и являвшийся скорее попыткой реставрации первого (813—843). После этого иконоборчество в Византии уже не повторялось, а в победе иконопочитателей общество обрело основу для религиозного и культурного расцвета в последующие века византийской истории.

По мнению многих историков, в центре иконоборческого конфликта была не столько полемика между почитателями и гонителями икон, сколько борьба между государством и Церковью, в первую очередь, многочисленным и богатым монашеством, ускользавшим из-под контроля Империи.

Важным свидетельством в пользу такого взгляда является то обстоятельство, что и первый, и второй этапы иконоборчества были инициированы не епископами или богословами, а императорами. Но всё же сама эпоха получила название от религиозного движения, так что сначала мы рассмотрим религиозные и исторические предпосылки как иконопочитания, так и борьбы с иконами.

Что касается иконопочитания, то помимо самого факта его распространённости в ту эпоху, важным аргументом является раннехристианское искусство. В первую очередь, интересны фрески христианских катакомб в Риме.
Приёмы изображения Христа и евангельских сюжетов ранняя Церковь могла заимствовать как у языческого греко-римского окружения, так и у эллинизированного иудейства: известно немало синагог в Палестине, которые были украшены мозаикой и фресками не просто с орнаментом, но с изображениями библейских персонажей и сцен. Эти изображения были даже не символическими, как у ранних христиан, а вполне реалистическими. Учитывая содержание этих иудейских изображений, их можно считать священными (сакральными), хотя вряд ли им воздавалось поклонение: их функцией было всё же украшение мест молитвенного собрания.

Но основным отличием раннехристианских изображений от более поздних икон является их символический характер. Изображались скорее не Иисус, Богородица или святые, но, можно сказать, одна из их функций.

Так, изображение Доброго Пастыря с ягнёнком на плечах, казалось бы, максимально приближенное к иконному изображению, в действительности не претендовало на создание образа Иисуса, но скорее метафорически передавало один из аспектов Его служения. При этом распространены были и такие исключительно символические изображения Христа, как рыба, агнец, виноградная лоза и т.п.

Рыба, например, изображалась не для напоминания об умножении Иисусом хлебов и рыб, а как зримый образ аббревиатуры, которую видели в греческом слове ihthus: если читать его по буквам, то получается

Iesus Hristos Theou Uios Soter — Иисус Христос Сын Божий Спаситель.


Как первые христиане понимали смысл этих изображений, мы точно не знаем, но их символический характер должен был приводить к несколько иному восприятию фресок, в отличие от более поздних периодов иконопочитания. Характерно, что в Византии символические изображения рыбы, агнца или Доброго пастыря будут запрещены одним из церковных соборов.

К VI в. уже можно говорить о сформировавшейся традиции иконописи. Её примерами могут служить мозаики византийской Италии (в первую очередь в Равенне) и иконы монастыря Св. Екатерины на Синае, написанные ещё в технике античного фаюмского портрета. Это настоящие священные образы, выполненные по уже сформированным иконописным канонам, и их нельзя назвать просто символическими изображениями.

Вероятно, одним из основных прототипов изображения Лика Христа была

Туринская плащаница

, до IV Крестового похода (1202—1204) пребывавшая в пределах Византии. После её подробного изучения в XX в. стало ясно, откуда на многих канонических иконах взялась традиционная форма чуть раздвоенной бороды Иисуса, небольшая прядь волос посреди лба, тень на щеке. Именно плащаница стала прообразом изображения на иконе, которую в восточнохристианской традиции принято называть Спасом Нерукотворным.

При этом имеются свидетельства о своего рода иконоборчестве до иконоборчества. В Византии, если говорить об авторитетных церковных учителях, они сводятся к двум свидетельствам: первое связано с Евсевием Кесарийским (ок. 263—339), второе — с Епифанием Кипрским (ок. 315—403).

На вопрос о том, как найти наиболее удачный образ Христа, Евсевий отвечал, что Его образ должен быть лишь в сердце человека, и что сам он выступает против зримых образов. Епифаний поступил ещё решительнее, содрав в одной из церквей чужой ему епархии занавес со священным изображением. Епифаний отдал его на саван для нищих, а церкви подарил кусок ткани без изображения.

По мнению русского церковного историка В.В.Болотова, эти действия «характеризуют переходную эпоху от священных изображений символических к иконографии исторической и показывают сомнения некоторых в законности или уместности последней» (Болотов В.В. Лекции по истории Древней Церкви. М., 1994. Т. 4. С. 512).

На Западе был случай с епископом Марсельским Серенном, который в 598—599 гг. выбросил из своего храма иконы, чтобы народ не оказывал им неподобающего поклонения. Дело дошло до папы Григория Великого, который хвалил его за противодействие неправильному поклонению иконам (называя это все же inconsideratum celum — ревностью не по разуму), но порицал за уничтожение икон.

Таким образом, и иконопочитатели (в большей степени), и иконоборцы (в меньшей степени), могли ссылаться на предшествующую традицию. Что касается государства, то у него был здесь свой особый интерес.

Начало гонения на иконы
и первый этап иконоборчества (726—787)


Иконоборческий период связан с императорами Исаврийской династии. Её начало было положено Львом III (717—741; здесь и далее даны годы правления), который происходил из малоазийских крестьян-исавров — эллинизированных варваров. Лев сделал военную карьеру при Юстиниане II — последнем императоре из потомков Ираклия, и взошёл на престол через несколько лет после его свержения. Как и эпоха Ираклия, так и эпоха Исаврийцев началась с тяжелых военных событий, угрожавших Константинополю и самому существованию Империи. С новой династией был связан и выход из кризиса как внешнеполитического, так и внутреннего. Императоры исаврийской династии почти все были успешными полководцами, мудрыми законодателями и горячо почитались народом и в первую очередь армией. Так что даже их противники из иконопочитателей были вынуждены считаться с их достижениями в государственных делах. Возможно, что для этих императоров борьба с иконами, а значит, с монашеством и властью Константинопольского патриарха, была частью их политики централизации и укрепления государства.

В первый же год вступления Льва на престол началась осада Константинополя арабами, которая продолжалась целый год — с августа 717-го по август 718 г. Это была последняя арабская осада столицы Империи, неудача которой знаменовала собой окончание арабской экспансии в Восточном Средиземноморье. Исследователи полагают, что возникновение арабской эсхатологической литературы связано с поражением мусульман у стен главной христианской столицы. Через несколько лет после этого, в 732 г., Карл Мартелл нанёс поражение арабам на юге Франции, между Туром и Пуатье, таким образом остановив их продвижение на Западе.

Возможно, что удачная война с иноверцами подтолкнула Льва к активной политике и во внутренних религиозных делах. Так, в 722 г. он издал указ о крещении иудеев по всей Империи. Речь шла о насильственном крещении, но мы не знаем, был ли этот указ хоть в какой-то мере исполнен. В данном случае важно намерение императора, достаточно необычное для византийской традиции и радикальное по методам реализации.

К 726 г. Лев III решил заняться «упорядочиванием» собственных церковных дел в том смысле, как он это понимал. Поскольку исавры происходили из внутренних областей Малой Азии, где греческое отношение к иконопочитанию было не особенно распространено и восприятие икон было более сдержанным, то для императора народное почитание икон в столице вполне могло казаться проявлением язычества.

В действительности, в то время были распространены некоторые крайности иконопочитания, которые позже не были одобрены VII Вселенским Собором, обосновавшим и сформулировавшим православное отношение к иконам.

В народном почитании икон присутствовали элементы магии, так что бывали случаи соскабливания с икон краски и добавления её в евхаристическую чашу, или «участие» иконы в качестве восприемника при крещении. Поскольку тогда ещё не было сформулировано и соборно утверждено богословие иконопочитания, то христиане не всегда имели здравое представление об иконах, а единомышленники императора могли ссылаться на языческий характер народных обычаев.

Поводом для начала новой религиозной политики стало извержение вулкана около острова Крит. Император и его единомышленники (в первую очередь, из малоазийских епископов) сочли это знаком гнева Божия за «неподобающее» отношение к иконам.

Впрочем, константинопольский патриарх Герман не поддержал это мнение, отказавшись осудить почитание икон без какого-либо соборного рассмотрения вопроса. Императора это не остановило. Есть данные, что сначала он приказал повесить иконы в церквях повыше, так, чтобы они оставались там в качестве украшения, но при этом к ним невозможно было бы прикладываться. Этим дело не ограничилось, но возможно, что у самих иконоборцев вначале не было чёткого плана того, чего именно они хотели добиться. Вскоре от перевешивания икон перешли к настоящей борьбе с ними и их уничтожению. Первым актом такого рода было снятие иконы Христа на Халкопратийских воротах в Константинополе в начале августа 726 г., и здесь же пролилась первая кровь, причём с обеих сторон. Чиновник, посланный снять икону, не внял мольбам народа, и, взойдя по лестнице, стал сбивать изображение топором. Женщины повалили лестницу и растерзали чиновника. Император, в свою очередь, приказал казнить виновниц его гибели. Их смерть была воспринята народом как первое мученичество за иконы.

Подальше от столицы, в тех областях, где почитание икон было делом привычным, иконоборческая политика натолкнулось на настоящее народное возмущение: в 727 г. в Греции и Италии вспыхнули восстания против новой религиозной политики. Одним из центров сопротивления стал Рим, где папа Григорий II (715—731) решительно воспротивился иконоборческому указу императора.

Находясь далеко от Константинополя и, по сути, вне прямого влияния императора, папе Григорию было проще оказывать противодействие этой политике, нежели Константинопольскому патриарху Герману, который просто сложил с себя сан в 730 г., отказавшись подписать иконоборческое исповедание. Император поставил на его место более сговорчивого Анастасия. Это стало участью всех несогласных византийских архиереев; таким образом готовилась почва для иконоборческого церковного собора.

Что касается папы, то его оппозиция была непримиримой, и это сыграло свою роль в том, что три восточные патриархата — Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский, находившиеся под властью арабов, не поддержали Константинополь.

Сохранилось два послания папы, направленные им императору Льву по поводу его борьбы с иконами (727, 729). Григорий II приводил императору понятные ему примеры: «Тут находились торговцы из Рима, Галлии, из вандалов, из Мавритании, из готов — словом, из всех внутренних стран Запада. Прибыв на родину, они рассказали каждый в своей стране о твоих ребяческих поступках. Тогда повсюду стали бросать твои портреты на землю, попирать их ногами и уродовать твоё лицо». Возражая на богословские аргумента императора, папа писал в стиле незамысловатой западной полемики того времени:

«Если ты не научился от разумных, то научись от глупых. Пойди в школу, и дети тебя научат. Если ты там отзовёшься непочтительно о Христе и Божией Матери, то дети закидают тебя учебными досками» (впрочем, как раз данная цитата является одним из аргументов в пользу неподлинности послания).

Папа утвердил свою позицию соборным решением: в 727 г., на следующий год после начала иконоборчества в Константинополе, Григорий II собрал в Риме собор, подтвердивший законность иконопочитания.

Если ещё Григорию II Лев III грозил судьбой папы Мартина, замученного в Константинополе, то после его смерти в 731 г. император решил реализовать свои намерения на его преемнике Григории III, также подтвердившем иконопочитание на поместном соборе и осудившем иконоборцев. В 732 г. в Италию был послан византийский флот, однако он был уничтожен бурей в Адриатическом море. Помимо попыток военного и политического воздействия, Лев III предпринял передел епархий между Римом и Константинополем, что стало одной из причин последовавших конфликтов между двумя кафедрами. В течение нескольких веков грекоязычные области Италии и Балкан, находившиеся в пределах Империи и реально управлявшиеся из Константинополя, являлись частью Римского патриархата. Фессалоникийский митрополит считался папским экзархом в этих областях. Иконоборческий император решил «привести теорию в соответствие с реальностью», а на самом деле — хоть как-то ущемить Римскую церковь, и постановил считать эти епархии частью Константинопольского патриархата. В последующее время, даже после прекращения иконоборчества, Константинопольская кафедра не смогла отказаться от такого подарка, а Рим не смог забыть о таком неканоническом поступке со стороны императора-еретика.

Основным иерархическим и организационным центром противостояния иконоборчеству стал Рим. Но интеллектуальное противостояние и богословское оправдание иконопочитания на первом этапе иконоборчества было связано в первую очередь со св. Иоанном Дамаскиным. Иоанн жил вне пределов Византийской империи и, таким образом, вне досягаемости иконоборческих преследований. Он происходил из христианской семьи из Дамаска — тогдашней столицы арабского халифата — и был, как и его отец, весьма приближен ко двору халифа. Так получилось, что при веротерпимости тогдашних мусульманских властей и при многочисленности христианской общины в их владениях VII Вселенский Собор и торжество иконопочитания были подготовлены не в главной христианской стране того времени, как раз охваченной ересью, а во владениях арабского халифа.
Изначально Иоанн являлся советником халифа, а сразу после начала иконоборчества занял активную позицию в обличении ереси императора Льва III. В результате византийских интриг в начале 730-х гг. халиф отстранил Иоанна от двора, и тот удалился в Лавру Саввы Освященного близ Иерусалима. Но Иоанн вскоре должен был оставить строгие монастырские послушания: его вызвал патриарх в Иерусалим в качестве проповедника, там же он стал священником. После смерти Иерусалимского патриарха Иоанна V (735) он вновь вернулся в Лавру, где и провёл оставшуюся часть жизни. Иоанн известен в первую очередь как церковный поэт-гимнограф (многое из написанного им используется в богослужении до сегодняшнего дня), комментатор Священного Писания, богослов-полемист и систематизатор церковного учения. Среди его богословских сочинений есть и три «Слова об иконах». Первое «Слово» было написано сразу после 726 г., а второе и третье — в начале 730-х, когда началось уничтожение икон.

Иоанн обосновывал почитание икон, исходя из христологии — учения о Христе. Если иконоборцы указывали на ветхозаветные запреты изображать Бога, направленные против язычников и их идолов, то Иоанн говорил о том, что с тех пор Бог уже воплотился во плоти, став Богочеловеком — Иисусом Христом и теперь нельзя следовать этим древним запретам: «В древности (т.е. во времена Ветхого Завета. — Авт.), — писал Дамаскин, — Бог, бестелесный и не имеющий вида, никогда не изображался, теперь же, когда Бог явился во плоти и жил среди людей, мы изображаем видимого Бога… Я видел человеческий образ Бога, и спасена душа моя. Созерцаю образ Божий, как видел Иаков, и иначе: ибо он очами ума видел невещественный прообраз будущего, а я созерцаю напоминание о Виденном во плоти». Учение о боговоплощении, присутствовавшее у христиан с самого начала, и было оправданием иконописания, но Иоанн Дамаскин первым обосновал это богословски.

Иоанн также ввел терминологическое различие между двумя словами, обозначающими религиозное поклонение: latreia — это поклонение, которое воздаётся исключительно Богу, а proskunesis — поклонение, воздаваемое иконам или людям (например, императору). Это было важным разграничением для того, чтобы иконопочитание не переходило богословски дозволенные пределы. Позже это различение станет одним из основных в догматическом постановлении VII Вселенского Собора. Дамаскину также принадлежит обоснование важного понятия о том, что «поклонение, воздаваемое образу, восходит к Первообразу», и, следовательно, поклонение (proskunesis) иконе относится не к ней самой, не к дереву и краскам, но к Тому, Кто на ней изображён.

В 741 г. Лев III умер, и на престол вступил его сын Константин V Копроним (741—775) — один из самых удачливых императоров с государственной точки зрения и самый беспощадный из всех императоров-иконоборцев. С его именем связаны главные кровавые гонения против иконопочитателей. В этом была печальная уникальность иконоборческого времени: если раньше при внутрихристианских столкновениях кого-то могли отправлять в ссылку (как православные, так и еретики), заточать в тюрьму, но мало кто становился мучеником от своих же собратьев, то теперь императоры-иконоборцы создали целый сонм именно мучеников, убитых императорами-христианинами и их соратниками по ереси.

Для легитимизации иконоборческой политики Константин решил собрать Вселенский Собор, который бы утвердил низвержение икон. Без собора любое решение могло быть оспорено как частное богословское мнение. Иконопочитатели могли опираться как на поддержку четырёх патриархатов, включая Рим, так и на решения двух поместных соборов, созванных папами Григорием II и Григорием III. Интересно, что «Вселенский» иконоборческий собор был созван почти через тридцать лет после начала борьбы с иконами. Он был весьма представителен: в нём приняли участие несколько сот епископов — почти все епископы Византийской империи (в первую очередь, из Малой Азии и Балкан). Это свидетельствует о том, что за 30 лет иконоборческой политики императоры успели произвести полную чистку епископата и заменить неугодных епископов единомысленными или, по крайней мере, лояльными себе. При этом православные противники собора имели основания называть его «безглавым» (akefalos) — в его работе не принял участия ни один патриарх: восточные патриархи и Рим были против, а Константинопольская кафедра осталась после смерти Анастасия вакантной — император не хотел замещать её до собора. Таким образом, собор был представительным, но его полнота и каноничность оставались весьма уязвимыми.
Иконоборческий Собор был созван в 754 г. в Иерии — загородном императорском дворце близ Константинополя, на азиатском берегу Босфора. Собрать его в Св. Софии помешало лишь то, что принимать иконоборческие решения в храме, веками украшавшемся замечательными фресками, мозаиками и иконами, было неудобно (всё же императоры-иконоборцы не решались разорять бесценные сокровища Софии!). 27 августа 754 г. на константинопольском ипподроме были провозглашены постановления собора, а также анафема основным защитникам почитания икон — доиконоборческому патриарху Константинопольскому Герману, Иоанну Дамаскину и Георгию Кипрскому.

Приведём некоторые постановления этого Cобора:

Определение о запрещении икон

Итак, будучи твёрдо наставлены из богодухновенного Писания и из Отцов, а также утвердив свои ноги на камне божественного служения духом, все мы, облечённые саном священства, во имя Святой Пресущественной и Живоначальной Троицы, пришли к одному убеждению и единодушно определяем, что всякая икона, сделанная из какого угодно вещества, должна быть извергаема из христианских церквей. Она чужда им и заслуживает презрения. Никакой человек да не дерзает заниматься таким нечестивым и неблагоприличным делом. Если же кто-либо с этого времени дерзнёт устроить икону, или покланяться ей, или поставить её в Церкви, или в собственном доме, или же скрывает её, такой, если это будет епископ, или пресвитер, или дьякон, то да будет низложен, а если монах или мирянин, то да будет предан анафеме, и да будет он виновен и перед царскими законами. Ибо он противник Божиих распоряжений и враг отеческих догматов.

Постановления Собора

• Кто свойства Бога-Слова по воплощении Его старается представить посредством вещественных красок, вместо того, чтобы поклоняться от всего сердца умственными очами Тому, Кто ярче света солнечного и Кто сидит на небесах одесную Бога, да будет ему анафема.

• Кто неописуемое существо Бога-Слова и ипостась Его старается вследствие воплощения Его описывать на иконах человекообразно, посредством вещественных красок, и более уже не мыслит как богослов, что Он и по воплощении, тем не менее, неописуем, да будет ему анафема.

• Кто старается написать на иконе нераздельное и ипостасное соединение естества Бога-Слова и плоти, то есть то единое неслиянное и нераздельное, что образовалось из обоих, и называет это изображение Христом, между тем как имя Христос означает вместе и Бога и человека, да будет ему анафема.

• Кто Бога-Слова, сущего в образе Божьем и в Своей ипостаси принявшего образ раба и сделавшегося во всём нам подобным, кроме греха, старается изобразить посредством вещественных красок, то есть как будто бы Он был простой человек, и отделить Его от неотделимого и не изменяемого Божества, и, таким образом, как бы вводит четверичность в Святую и Живоначальную Троицу, да будет ему анафема.

• Кто старается изобразить на память на иконах бездушными и безгласными вещественными красками лики святых, не приносящие никакой пользы, потому что это глупая затея и изобретение дьявольского коварства, вместо того, чтобы добродетели их, о которых повествуется в писаниях, изображать в самих себе, как бы некоторые одушевлённые образы их, и таким образом возбуждать в себе ревность быть подобными им, как говорили божественные отцы наши, да будет ему анафема».

Так иконоборцы получили соборную санкцию на свои действия. А помимо этого, в определении говорилось, что «если же кто-либо с этого времени дерзнёт устроить икону, или поклоняться ей, или поставить её в церкви, или в собственном доме, или же скрывает её… да будет он виновен и перед царскими законами».

У иконопочитателей были уже перечисленные выше основания не считать Собор 754 г. в Иерии подлинным Вселенским Собором, но кто теперь прислушивался к их мнению: они считались нарушителями государственного закона. Константин Копроним не преминул этим воспользоваться, и с середины 1750-х  гг. стремительно стало расти число пострадавших за иконы.
В первую очередь гонения коснулись монахов — главных защитников иконопочитания. Большая часть мучеников была именно из их числа. За двадцать лет гонений (Константин Копроним правил до 775 г.) возникла настоящая монашеская эмиграция из Византии. Монахи уезжали туда, где их не могли настигнуть преследования иконоборцев, но, естественно, в те страны, которые находились под христианским правлением. Одним из важных мест эмиграции стало северное Причерноморье, но главным образом — Италия, где, особенно на юге, жило много греков и существовала давняя монашеская традиция, к тому же римские папы являлись противниками ереси. Считается, что в эпоху иконоборчества монашеская эмиграция в Италию (Рим, юг, другие центры) достигла 50 тыс. человек.

В особой озабоченности иконоборцев борьбой с монашеством проявляется политическая составляющая ереси. Монашество как организованная и неподконтрольная императором часть общества мешало им. А поскольку многие монастыри были богаты и являлись земельными собственниками, то стоило попытаться завладеть их имуществом. То, что из-за популярности монашества многие мужчины не служили в армии (а во время тяжёлых войн, которые вели императоры Исаврийской династии, это было особенно ощутимо), подталкивало власти сделать монашество менее влиятельным.

Иконоборческие иерархи хорошо понимали эти настроения императоров, так что даже в определение Собора 754 г. они внесли некоторые пункты, долженствовавшие оградить церковное имущество от чрезмерной иконоборческой ревности: «Определяем также и то, чтобы ни один человек под предлогом ослабления такого заблуждения относительно икон не налагал рук своих на посвящённые Богу святые сосуды с целью дать им другое — не идольское — назначение. А также и на одежды и на другие покровы, или на что-либо другое, посвящённое на священное служение Богу, под предлогом дать всему этому полезное назначение… Равным образом определяем, чтобы никакой человек из начальствующих, или из подчинённых им, или же мирского чина не налагал под тем же предлогом руки своей на божественные храмы и не порабощал их, как это сделано было некоторыми бесчинно поступающими». Оговаривалось, что это возможно лишь с разрешения патриарха и императора.

Константин Копроним умер во время военного похода против болгар, и армия искренне оплакивала его как успешного и любимого военачальника и императора. Так он остался в истории как славный правитель, но при этом как злой и жестокий еретик — «скверный тиран, а не царь, хульник на Вышнего». Ему наследовал его сын — Лев IV Хазар (его мать была дочерью хазарского кагана), который царствовал с 775 до 780 г. Он не отменил иконоборческих указов, но реальных гонений в его время не происходило. Женой Льва была императрица Ирина, происходившая из Афин, с которой и оказалось связано завершение первого этапа иконоборчества.

VII Вселенский Собор (787)

Хотя Константин V Копроним взял со своей невестки клятву, что она не будет поклоняться иконам, всё же ещё при жизни Льва IV Ирина была тайной иконопочитательницей. Когда он умер, а императором стал их несовершеннолетний сын Константин VI, Ирина оказалась регентом, сумев предотвратить попытку переворота со стороны иконоборческой партии. Патриархом при Ирине был поставлен Тарасий, который условием своего избрания выдвинул восстановление общения с другими Церквами посредством Вселенского Собора. Восстановление общения означало и восстановление почитания икон. До избрания на патриаршество Тарасий был высокопоставленным светским чиновником, который всегда оставался иконопочитателем, но при этом достаточно осторожным, поэтому ему удалось сделать успешную карьеру при Льве Хазаре. Тарасий был не единственным патриархом-иконопочитателем в ту эпоху. Удачным было то, что он избирался из светских лиц, а не из представителей непримиримой монашеской партии (в последующем это не помешало причислению как его, так и позже патриарха Никифора к лику святых). Это позволяло правителям, решившимся на восстановление икон, находить с Церковью разумный компромисс, если не в вероучительных определениях, то в сфере политики. С другой стороны, это приводило к конфликту между монахами и патриархами, которые казались первым пусть православными, но все же конформистами.

Тарасий стал патриархом на Рождество 784 г., и сразу вместе с императрицей начал принимать меры для созыва Собора, в котором были приглашены участвовать представители всех патриархатов. Отцы Собора собрались в Константинополе в 786 г., и Собор как будто начал свою работу. Но здесь дали знать о себе иконоборческие настроения многих епископов и жителей столицы, а также благоговение перед памятью императоров-иконоборцев и их Собором 754 г. В результате Собор в первый же день работы был распущен Ириной из-за настоящего бунта со стороны солдат и угроз расправиться с его участниками. Так деятельность собора была задержана на целый год. За это время Ирина смогла разоружить и выслать из Города мятежные полки, и в 787 г. собор был созван вновь, но уже в Никее.
Председателем Собора фактически был патриарх Тарасий. Императрица Ирина и юный император Константин VI лично не присутствовали на его заседаниях. Особенностью Собора было широкое участие монашества в его работе. Основным его деянием было, конечно же, восстановление иконопочитания, а также богословское и каноническое обоснование. Вот некоторые цитаты из соборного определения (ороса) 787 г.:

«И кратко сказать, мы храним не нововводно все церковные предания, установленные для нас письменно или без писания. Одно из них есть изображение иконной живописью, как согласованное с рассказом о евангельской проповеди, служащее нам удостоверением подлинного, а не призрачного воплощения Бога-Слова; ибо вещи, которые указывают взаимно друг на друга, без сомнения, и уясняют друг друга.

Поэтому мы, шествуя как бы царским путём и следуя богоглаголивому учению Святых Отцов и преданию кафолической Церкви и Духу Святому, в Ней живущему, со всяким тщанием и осмотрительностью определяем:

Подобно изображению Честнаго и Животворящаго Креста (крест не отвергали и иконоборцы. — Авт.), полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях честные и святые иконы, написанные красками и сделанные из мозаики и из другого пригоднаго к тому вещества, иконы Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, непорочныя Владычицы нашея Святыя Богородицы, так же и честных ангелов и всех святых и преподобных мужей.

Ибо, чем чаще чрез изображение на иконах они бывают видимы, тем более взирающие на них побуждаются к воспоминанию о самих первообразах и о любви к ним и к тому, чтобы чествовать их лобызанием и почитательным поклонением, не тем истинным по нашей вере служением, которое приличествует одному только Божескому естеству, но почитанием по тому же образцу, как оно воздается изображению Честнаго и Животворящего Креста и святому Евангелию, и прочим святыням, фимиамом и поставлением свечей, как делалось это по благочестивому обычаю и древними.

Ибо честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу, и покланяющийся иконе поклоняется ипостаси изображеннаго на ней.

Вот таково учение святых Отцов наших, т.е. предание кафолической Церкви, от конца до конца земли приявшей Евангелие».

На Соборе к лику святых был причислен Иоанн Дамаскин, умерший задолго до этого события. Таким образом, его богословие признавалось определяющим в обосновании иконопочитания. В постановлении Отцов Собора важным моментом было утверждение того, что «честь, воздаваемая образу, восходит к Первообразу (т.е. к Иисусу Христу. — Авт.), и поклоняющийся иконе поклоняется ипостаси изображенного на ней».

Второй этап иконоборчества (813—843)

Так случилось, что императоры-иконоборцы обладали большими военными и государственными способностями, а их преемники-иконопочитатели оказались одарены в этом отношении куда меньше. Это стало, вероятно, одной из причин реставрации иконоборчества на его втором этапе.

Правление Ирины оказалось ознаменовано её конфликтами с сыном — Константином VI. В результате Константин был свергнут и ослеплён, впрочем, в конце своей жизни Ирина тоже оказалась в монастыре не вполне по своей воле. В 800 г. Карл Великий был коронован Папой Римским императором Римской империи. Формально это было не только восстановление западной части Империи, но гораздо большее — претензия на всю её полноту. То, что императорский престол в Константинополе занимала женщина, делало его, в глазах ещё недавних западных варваров, вакантным. Впрочем, Карл предложил матримониальный союз Ирине, но его посольство было с возмущением отправлено прочь из византийской столицы.

Ирине наследовал в 802 г. император Никифор, которому пришлось столкнуться с грозной болгарской опасностью, а заодно и с арабской в лице знаменитого Гаруна Аль-Рашида. В 809 г. болгары под водительством хана Крума осаждали Константинополь, а в 811 г. сам Никифор пал в бою вместе со значительной частью своего войска. Крум сделал из его черепа пиршественную чашу. Его преемником стал Михаил I Рангаве (811—813), которому тоже не сопутствовал успех в борьбе с болгарами-язычниками. О Михаиле I рассказывают две истории, в которых преподобный Феодор Студит (759—826) удержал его от жестокости. Первая была связана с законом о казни павликиан — последователей дуалистического религиозного течения, тогда компактно проживавших в Малой Азии, крайних противников иконопочитания. Феодор Студит смог добиться отмены принятого закона. Во второй раз он убедил императора не выдавать Круму болгарских перебежчиков (на условиях такой взаимной выдачи хан был готов заключить мир).
Михаил был свергнут во время неудачных войн с Болгарией, и на престоле оказался Лев V Армянин (813—820). Он сразу же нанёс поражение Круму при Месемврии, и вслед за этим стал постепенно возрождать иконоборческие традиции. На Рождество 814 г. император отдал первое повеление о снятии икон, а в начале 815 г. был низложен патриарх Никифор, решительно не поддержавший начинание императора. Новый патриарх был назначен из военных, он был необразованный человек, зато состоял в родстве с умершим Константином Копронимом. После Пасхи 815 г. был собран новый иконоборческий собор, который провозгласил решения VII Вселенского Собора отменёнными и подтвердил решения собора в Иерии 754 г. Феодор Студит, игумен Студийского монастыря в Константинополе, и низложенный патриарх Никифор были отправлены в ссылку, но и там они продолжали действовать как главные защитники иконопочитания в тот период. Постановления Второго иконоборческого собора (Лев считал его поместным) были мягче, нежели решения собора Копронима. Так, иконы не объявлялись идолами и их не следовало уничтожать. В церквах их предписывалось развешивать как можно выше, чтобы к ним не могли прикладываться. Собор Копронима не объявлялся вселенским. Похоже, что после Ирины и VII Вселенского Собора иконоборчество утратило свой прежний пыл и радикализм, и теперь выражало политические устремления императоров и питалось воспоминаниями о славной в политическом смысле традиции времён начала Исаврийской династии.

В 820 г. Лев V был убит в храме заговорщиками, переодетыми в священнические облачения. Находившийся в ссылке патриарх Никифор, ценя государственные заслуги Льва, сказал после его гибели, что «ромейское государство потеряло хотя и нечестивого, но великого своего заступника».

На престоле оказался Михаил II (820—829), в котором иконопочитатели поначалу надеялись увидеть своего покровителя. Но всё оказалось несколько иначе: Михаил происходил из семьи павликиан и сохранил многое из религии своего детства. Но помимо нелюбви к иконам, он отличался и веротерпимостью. В начале своего правления он провозгласил status quo в религиозных делах (т.е. оставил официально иконоборчество), вернул из ссылок православных и запретил дальнейшие споры об иконах. Церковные Соборы, как иконоборческие, так и VII Вселенский, были отменены. Наследовавший ему его сын Феофил (829—842) был более активен как иконоборец, но ему было суждено стать последним иконоборческим императором. При нём роль главного гонителя на иконы исполнял его учитель Иоанн Грамматик, поставленный в патриархи в 833 г. При Феофиле и Иоанне возобновилось кровавое преследование иконопочитателей, а монастыри закрывались. Самыми известными из исповедников (исповедниками называются люди, претерпевавшие страдания, но всё же не погибшие мученической смертью) того времени являются, пожалуй, братья-монахи Феодор и Феофан Начертанные. Они были эмигрантами из Палестины, и в Константинополе принимали участие в религиозном диспуте с императором. После диспута монахи были преданы мучениям и отправлены в ссылку. На их лбах император приказал выжечь несколько ямбических строк, отчего монахи и получили потом своё прозвище. Вернувшись из ссылки при императрице Феодоре, Феофан стал митрополитом Никейским. Отметим попутно, что ко времени Феофила относится церковное предание, рассказывающее о чудесном явлении Иверской иконы Богоматери.

Если в первый период иконоборчества главным богословом и защитником иконопочитания являлся Иоанн Дамаскин, то на втором этапе — Феодор Студит. Он был игуменом известного константинопольского монастыря Студион, который к тому времени оказался в запустении. За время его игуменства число братии возросло с 12 человек до двух тысяч. Монастырь жил по строгому общежитийному уставу, который затем — с названием Студийский устав — распространился по всему православному миру. В те годы монастырь стал одним из важнейших византийских культурных центров. Феодор устроил в монастыре скрипторий, где переписка рукописей была поставлена почти что на промышленную основу, а работа переписчика была столь тяжёлой, что приравнивалась к физическому труду. Возможно, что во многом благодаря студийскому скрипторию был совершён переход от унциального (разборчивого, почти «печатного») письма к минускульному (курсивному), что позволило увеличить количество выпускаемых рукописных книг.
Во время императоров-иконоборцев Феодор принадлежал к радикальной, непримиримой партии. «В настоящее время, — писал Феодор в послании “К монашествующим”, — когда Христос преследуется через Его икону, не только тот, кто имеет преимущество по званию и сведениям, должен подвизаться, беседуя и наставляя в православном учении, но и занимающий место ученика обязан смело говорить истину и свободно отверзать уста». Когда в начале второго периода иконоборчества император не то чтобы начал гонения, но повелел православным молчать, Феодор наставлял: «То, что игумены, задержанные императором, не сделали вышесказанного, но ещё дали собственноручную подписку, что они не будут ни сходиться друг с другом, ни учить, это — измена истине… Почему мы предпочитаем монастыри Богу и получаемое от того благополучие страданию за благое? Эти же игумены, как рассказывают, говорят: “Кто мы такие?” Во-первых — христиане, которые должны теперь непременно говорить. Потом — монашествующие, которым не следует ничем увлекаться, как непривязанным к миру и независимым. Далее — игумены, которые отклоняют соблазны от других». Сам Феодор подвергался истязаниям и провёл немало времени в ссылке, но и оттуда продолжал защиту иконопочитания. Сохранилась его обширная переписка. Заметим, что в своей полемике он не раз апеллировал к авторитету Римской церкви, сохранявшей православие.

Как и после первого периода иконоборчества, так и после второго, восстановление почитания икон пришло от императриц. Жена Феофила Феодора тайно почитала иконы, что вряд ли могло укрыться от императора. Когда он был уже на смертном одре, то императрица, вероятно, прикладывала к его губам иконы. Через несколько месяцев после начала её правления (в качестве регента их малолетнего сына Михаила III) Феодора стала готовиться к восстановлению иконопочитания, и её главным условием было прощение со стороны Церкви её мужа Феофила. Её аргументом было как раз то, что перед смертью он прикладывался к иконам, т.е. по сути отрёкся от ереси и своих кровавых гонений, хотя никак по другому уже не успел явить своё раскаяние. Патриарх Иоанн Грамматик был смещён, а его место занял Мефодий, ранее бывший защитником икон и исповедником. Было решено не созывать церковного собора, но объявить о восстановлении решений VII Вселенского Собора. Поскольку патриарх был православным, к тому же он обладал большим авторитетом как исповедник, то восстановление иконопочитания обошлось без созыва нового Собора. Это событие пришлось на первое воскресенье Великого поста 843 г. и было названо Неделей (т.е. воскресеньем) Православия. Вскоре оно стало отмечаться ежегодно в тот же день — в первое воскресенье Великого поста, за которым и закрепилось название Недели Православия, или, в славянской традиции, — Торжества Православия.

После 843 г. иконоборчество ни разу не дало о себе знать в истории Византийской церкви. Уже на своём втором этапе оно было больше традицией Исаврийской династии и памятью об успехах первых императоров-иконоборцев. Теперь, после 787 и 843 гг., почитание икон в Православной церкви было очищено от слишком «народного» благочестия и получило серьёзное богословское и каноническое обоснование. Неделя Православия 843 г. стала символическим завершением эпохи Вселенских Соборов и торжеством христианской веры над ересями. Монашество также во многом изменилось, если не в результате прямых попыток императоров его уничтожить, то в ходе внутренней перестройки и очищения перед лицом гонений. Одним из основных устроителей монашеской жизни того времени был святой Феодор Студит — бесстрашный игумен Студийского монастыря в Константинополе, оставивший после себя не только всесторонне устроенный многолюдный монастырь с классическим уставом, но и большое литературное наследие. Константинопольский патриархат также смог возродиться и укрепить своё положение и независимость в результате деятельности таких выдающихся патриархов, как святые Тарасий, Никифор и Мефодий. В результате этого византийское общество и Церковь оказались готовы к важнейшим свершениям X столетия, среди которых одним из основных была христианизация большинства славянских народов и включение их в создаваемое Византийское Содружество наций.

Александр Занемонец

источник: his.1sept.ru

Все материлы опубликованные на сайте разрешены к свободному не коммерческому использованию.  Не забывайте ставить обратную ссылку.