Икона Богородицы О Тебе радуется
Знакомясь с произведениями древнерусского искусства, современные зрители часто не знают того, что церковное пение и живопись неразрывно связаны — иконами и фресками украшали храмы, службу сопровождало пение молитв. К сожалению, мы пока воспринимаем древнюю живопись и пение раздельно, забывая об их единстве.
Наиболее полное слияние песенного и живописного начала произошло в конце XV — начале XVI века. Знаменитый ансамбль фресок того времени — роспись Дионисия в Ферапонтовом монастыре — включает много «песенных» композиций. Например, сюжеты на тему акафиста, торжественного песнопения в честь Богоматери. Там же мы встречаем одну из первых композиций, иллюстрирующих молитву: «О Тебе радуется, обрадованная, всякая тварь, архангельский собор и человеческий род, освященная церковь, храме раю словесный, девственное похвало, из нея же Бог воплотится и младенец бысть». Она пелась в центральный момент литургии Василия Великого. Кроме того, молитва «О Тебе радуется...» читается на утренней службе.
В то же время зарождается традиция писать большие иконы на тему «О Тебе радуется…». Обычно они ставились в нижнем, местном, ряду иконостаса и были хорошо видны прихожанам. Создание этой иконографии принадлежит русским мастерам московских и новгородско-псковских земель. Сохранилось более двадцати больших икон ХVII века «О Тебе радуется..» и несколько мелких. Из общего наследия следует выделить две иконы с разным типом иконографии, которые уже по месту своего создания должны были служить образцами. Одна из московского Успенскогo собора, другая – двусторонняя таблетка из Софийского собора в Новгороде.
Центр и смысл всей композиции, как и песнопения,— образ Богоматери с младенцем Христом на троне Окружает ее «архангельский собор», поющий Ей славу. Внизу «человеческий род» по чинам святости в молении перед престолом. Верхнюю часть завершают пятиглавый собор и райский сад. Храм — земное пристанище Бога, символически сравнивается с Богоматерью, одушевленным Храмом. Райский сад символизирует, прославляя, Богоматерь — «раю словесный». В новгородской иконе особо выделены в верхнем ряду две группы монахинь, справа и слева.
Замечательная особенность этих икон состоит в том, что в них образно воплощена идея единства мироздания: мира горнего, заключенного в круговой символ вечной гармонии, и мира земного у подножия горы. Различие между московской и новгородской иконами прежде всего в изображении «человеческого рода». В московской иконе чины святости представлены более подробно вместо левой группы монахинь праотцы во главе с Иоанном Крестителем; справа внизу — младенец с нимбом — образ праведной души умершего.
Новая иконография в средневековом русском творчестве не могла возникнуть вне существующих традиционных форм. Богоматерь с младенцем на троне, райский сад, группы людей по чинам святости, архангельский собор - все это встречается в церковных памятниках Византии и славянства. Объединение же их в новую по композицию с названием «О Тебе радуется...» принадлежит русским мастерам иконописи. Принципиальная новизна решения прежде всего в том, что иконописцы сумели образно выразить глубокую философскую идею, вытекающую из смысла Божественной литургии.
Новгородская и московская иконы стали образцами, которым в дальнейшем следовали художники или же варьировали их. Менялась форма храма, рисунок райских цветов, подбор святых, но неизменным оставалось гармоническое равновесие между земным и небесным, образно передающее основной смысл обряда, идею Боговоплощения.
Гармония композиции и цвета для смотрящего создает чувство, созвучное песнопению, которое начинается и кончается словами радости. Наиболее совершённо эту тему радования воплотили мастера круга Дионисия — уже упоминавшаяся московская икона и икона из города Дмитрова. Каждая из них своего рода песнь радости. Следует отметить, что русское искусство того времени в целом очень радостно. Можно вспомнить светлую, никогда не подавляющую архитектуру, яркие краски икон, колокольный звон. В древнем акафисте, на тему которого расписан Ферапонтов монастырь, слово «радуйся» повторяется как рефрен.
Мы прекрасно знаем, что жизнь наших предков, как и всякая жизнь на земле, была полна бед и страданий. И тем не менее искусство их светло. Объяснение, думается, надо искать в ином подходе к жизни, нежели у современного человека. Стремление к счастью не могло быть для средневекового человека столь важным, как сегодня.
Веруя в бессмертие, человек видел, что, земное счастье обманчиво, если не сказать — ложно. При полном удовлетворении всех своих желаний человек может. 6ыгь даже несчастным. Наши предки придавали большое значение внутреннему духовному состоянию души. Потому - так часто встречается в их словаре слово «радость», радость чистого сердца, которая не зависит от внешних обстоятельств, поэтому никто не может ее отнять у человека. Это чувство глубоко личностное, духовное, связанное с исключительным значением личности в христианстве. Личность в христианстве имеет космический смысл и цель ее в обретении духовной радости.
Сейчас принято восхищаться формальной стороной древней иконописи — техникой, цветом, композицией, рисунком, а совершенством и безупречностью формы нередко пытаются объяснить привлекательность этого искусства для нас. Но наиболее важно понимание смысла и символики иконы, образного ее воздействия. Постоянное повторение одним и тёх же образов и композиций в иконах прочувствовано с такой любовью, что не оставляет впечатления однообразия, напротив, поражаёт и радует новизной понимания. Для сравнения можно вспомнить разнобой стилей в современной живописи, которая при этом часто подавляет однообразиём.
Понять секрет старого искусства можно, только обратившись к категориям общечеловеческим, а не эстетическим. Любовь к матери или любимой — чувства абсолютные. Нe оригинальные, но для каждого из нас они неповторимы. Древнерусское искусство проникнуто личной любовью к вечным категориям Истины и Красоты. Понятия эти не могут исчезнуть, устареть, измениться. Только благодаря живому чувству иконописцу удается каждый раз написать так, что слава вокруг престола Богоматери похожа на бесконечное, таинственное пространство, а сам престол Богоматери — на корабль, величественно и легко парящий в этом пространстве. Пятиглавый собор и райский сад, объединенные символом вечности, не просто иллюстрация слов, прославляющих Богоматерь как «одушевленный храм» и «раю словесный» — все мироздание видится здесь как удивительно прекрасный храм, а храм как мироздание.
На дмитровской иконе центральный купол окружен как бы растущими из него древами. Ряды людей изображены на поднимающихся вверх горках, символизирующих Землю. Наверху — слава с престолом Богоматери. Как видим, композиция построена таким образом, что Мария с младенцем одновременно является и целью земного восхождения, и находится в центре горнего мира. Обязательно присутствуют русские снятые, в каждой иконе свои, связанные с местом ее создания. На иконе из Успенского собора Московского Кремля во втором ряду слева изображены первые московские митрополиты Петр и Алексей в белых клобуках - головных уборах митрополитов. На иконе из Дмитрова — князья Владимир, Борис и Глеб (справа во втором ряду). Встречаются изображения Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Пафнутия Боровского и других. Хорошо известны были русскому человеку их жития и творения. В таком единстве наглядно проявлялось равенство разных культур и преемственность- человеческого духа, что не позволяло нации изолироваться, замыкаться в себе. И русский человек чувствовал себя достойно, видя, что и его народ вложил свою значительную лепту в мировую сокровищницу святости.
Если вглядеться в позы и лица предстоящих людей, то мы не найдем в них психологического разнообразия. Все они охвачены единым чувством созерцания Божественного величия и красоты. Целью искусства было не создание чего-то оригинального, а только лишь причастность к красоте как зримому выражению истины; к той самой красоте, которая, по словам Достоевского, спасет мир.
До нас дошли крупицы того, что когда-то существовало на Руси. При всем разнообразии художественного уровня и стилей ни один мастер не исказил смысла взаимоотношений миров земного и небесного, соблюдая классическую меру в соотношении верхней и нижней частей композиции. Более простая, нежели мордовские, икона из Мурома поражает непосредственностью восприятия. Край небесной сферы как бы врезается в земной мир справа, несколько нарушая общую симметрию. Это ни в коем случае не игра в форму, а скорее подчеркнутое, почти материальное отношение к идее единства космоса.
Неправильно было бы считать, что сам пафос иконописного искусства принадлежит только нашей древней культуре. Подлинное искусство и красота рождаются там, где есть вера в незыблемость вечных истин. Русская культура последующих столетий своими корнями уходит в эти традиции, и по-настоящему понять ее вне традиции невозможно.
Е. Спорова
Центр и смысл всей композиции, как и песнопения,— образ Богоматери с младенцем Христом на троне Окружает ее «архангельский собор», поющий Ей славу. Внизу «человеческий род» по чинам святости в молении перед престолом. Верхнюю часть завершают пятиглавый собор и райский сад. Храм — земное пристанище Бога, символически сравнивается с Богоматерью, одушевленным Храмом. Райский сад символизирует, прославляя, Богоматерь — «раю словесный». В новгородской иконе особо выделены в верхнем ряду две группы монахинь, справа и слева.
Образ Марии с Младенцем Христом
для художников всех времен стал символом совершенной матери. Но, с другой стороны, Богородица — совершенная Дева, что и славится в тексте — «девственное похвало». Эта сторона женского совершенства связывалась с мудростью. В славянстве выразительно само слово, означающее девстсво – целомудрие. Поэтому изображения монахинь-девственниц на иконе, прославляющей Богоматерь, имело и особый смысл… Ближе всех к престолу предстоит старец, правая рука которого указует на Богоматерь, в левой руке развернутый свиток. Это предполагаемый автор молитвы «О Тебе радуется...» Иоанн Дамаскин, святой VIII века.Замечательная особенность этих икон состоит в том, что в них образно воплощена идея единства мироздания: мира горнего, заключенного в круговой символ вечной гармонии, и мира земного у подножия горы. Различие между московской и новгородской иконами прежде всего в изображении «человеческого рода». В московской иконе чины святости представлены более подробно вместо левой группы монахинь праотцы во главе с Иоанном Крестителем; справа внизу — младенец с нимбом — образ праведной души умершего.
Новая иконография в средневековом русском творчестве не могла возникнуть вне существующих традиционных форм. Богоматерь с младенцем на троне, райский сад, группы людей по чинам святости, архангельский собор - все это встречается в церковных памятниках Византии и славянства. Объединение же их в новую по композицию с названием «О Тебе радуется...» принадлежит русским мастерам иконописи. Принципиальная новизна решения прежде всего в том, что иконописцы сумели образно выразить глубокую философскую идею, вытекающую из смысла Божественной литургии.
Новгородская и московская иконы стали образцами, которым в дальнейшем следовали художники или же варьировали их. Менялась форма храма, рисунок райских цветов, подбор святых, но неизменным оставалось гармоническое равновесие между земным и небесным, образно передающее основной смысл обряда, идею Боговоплощения.
Гармония композиции и цвета для смотрящего создает чувство, созвучное песнопению, которое начинается и кончается словами радости. Наиболее совершённо эту тему радования воплотили мастера круга Дионисия — уже упоминавшаяся московская икона и икона из города Дмитрова. Каждая из них своего рода песнь радости. Следует отметить, что русское искусство того времени в целом очень радостно. Можно вспомнить светлую, никогда не подавляющую архитектуру, яркие краски икон, колокольный звон. В древнем акафисте, на тему которого расписан Ферапонтов монастырь, слово «радуйся» повторяется как рефрен.
Мы прекрасно знаем, что жизнь наших предков, как и всякая жизнь на земле, была полна бед и страданий. И тем не менее искусство их светло. Объяснение, думается, надо искать в ином подходе к жизни, нежели у современного человека. Стремление к счастью не могло быть для средневекового человека столь важным, как сегодня.
Веруя в бессмертие, человек видел, что, земное счастье обманчиво, если не сказать — ложно. При полном удовлетворении всех своих желаний человек может. 6ыгь даже несчастным. Наши предки придавали большое значение внутреннему духовному состоянию души. Потому - так часто встречается в их словаре слово «радость», радость чистого сердца, которая не зависит от внешних обстоятельств, поэтому никто не может ее отнять у человека. Это чувство глубоко личностное, духовное, связанное с исключительным значением личности в христианстве. Личность в христианстве имеет космический смысл и цель ее в обретении духовной радости.
Сейчас принято восхищаться формальной стороной древней иконописи — техникой, цветом, композицией, рисунком, а совершенством и безупречностью формы нередко пытаются объяснить привлекательность этого искусства для нас. Но наиболее важно понимание смысла и символики иконы, образного ее воздействия. Постоянное повторение одним и тёх же образов и композиций в иконах прочувствовано с такой любовью, что не оставляет впечатления однообразия, напротив, поражаёт и радует новизной понимания. Для сравнения можно вспомнить разнобой стилей в современной живописи, которая при этом часто подавляет однообразиём.
Понять секрет старого искусства можно, только обратившись к категориям общечеловеческим, а не эстетическим. Любовь к матери или любимой — чувства абсолютные. Нe оригинальные, но для каждого из нас они неповторимы. Древнерусское искусство проникнуто личной любовью к вечным категориям Истины и Красоты. Понятия эти не могут исчезнуть, устареть, измениться. Только благодаря живому чувству иконописцу удается каждый раз написать так, что слава вокруг престола Богоматери похожа на бесконечное, таинственное пространство, а сам престол Богоматери — на корабль, величественно и легко парящий в этом пространстве. Пятиглавый собор и райский сад, объединенные символом вечности, не просто иллюстрация слов, прославляющих Богоматерь как «одушевленный храм» и «раю словесный» — все мироздание видится здесь как удивительно прекрасный храм, а храм как мироздание.
На дмитровской иконе центральный купол окружен как бы растущими из него древами. Ряды людей изображены на поднимающихся вверх горках, символизирующих Землю. Наверху — слава с престолом Богоматери. Как видим, композиция построена таким образом, что Мария с младенцем одновременно является и целью земного восхождения, и находится в центре горнего мира. Обязательно присутствуют русские снятые, в каждой иконе свои, связанные с местом ее создания. На иконе из Успенского собора Московского Кремля во втором ряду слева изображены первые московские митрополиты Петр и Алексей в белых клобуках - головных уборах митрополитов. На иконе из Дмитрова — князья Владимир, Борис и Глеб (справа во втором ряду). Встречаются изображения Сергия Радонежского, Варлаама Хутынского, Пафнутия Боровского и других. Хорошо известны были русскому человеку их жития и творения. В таком единстве наглядно проявлялось равенство разных культур и преемственность- человеческого духа, что не позволяло нации изолироваться, замыкаться в себе. И русский человек чувствовал себя достойно, видя, что и его народ вложил свою значительную лепту в мировую сокровищницу святости.
Если вглядеться в позы и лица предстоящих людей, то мы не найдем в них психологического разнообразия. Все они охвачены единым чувством созерцания Божественного величия и красоты. Целью искусства было не создание чего-то оригинального, а только лишь причастность к красоте как зримому выражению истины; к той самой красоте, которая, по словам Достоевского, спасет мир.
До нас дошли крупицы того, что когда-то существовало на Руси. При всем разнообразии художественного уровня и стилей ни один мастер не исказил смысла взаимоотношений миров земного и небесного, соблюдая классическую меру в соотношении верхней и нижней частей композиции. Более простая, нежели мордовские, икона из Мурома поражает непосредственностью восприятия. Край небесной сферы как бы врезается в земной мир справа, несколько нарушая общую симметрию. Это ни в коем случае не игра в форму, а скорее подчеркнутое, почти материальное отношение к идее единства космоса.
Неправильно было бы считать, что сам пафос иконописного искусства принадлежит только нашей древней культуре. Подлинное искусство и красота рождаются там, где есть вера в незыблемость вечных истин. Русская культура последующих столетий своими корнями уходит в эти традиции, и по-настоящему понять ее вне традиции невозможно.
Е. Спорова